Повседневная жизнь Южного Урала -во многом результат эвакуации военных лет.
С началом Великой Отечественной войны в Челябинскую область прибыли сотни тысяч людей, сотни промышленных предприятий, учреждений культуры, образования, науки. Они изменили и преобразили жизнь Южного Урала.
Новый публицистический проект «Челябинского рабочего» посвящен грядущему 70-летию Победы.
Немногим более полугода остается до годовщины великого праздника – 70-летия Победы. Как считают многие, память о ней – едва ли не единственная оставшаяся духовная ценность, объединяющая современное российское общество. «Челябинский рабочий», как и все серьезные периодические издания, думает о том, какими публикациями отметить предстоящий юбилей.
Тема Отечественной войны – необъятная. Но в ней есть одно направление, которое нам представляется до сих пор отраженным недостаточно полно. Осталось еще много неисследованного исторического и человеческого материала, который просится на газетные страницы. Это тема эвакуации.
Сотни тысяч людей (цифры рознятся, но, как правило, историки говорят о полумиллионе), прибывших в Челябинскую область в эвакуацию с началом Великой Отечественной войны, сотни промышленных предприятий, организаций, учреждений культуры, образования, науки, медицины изменили и преобразили жизнь Южного Урала, особенно его главных городов, Челябинска и Магнитогорска, чьи экономика, культура, повседневная жизнь и по сей день во многом есть результат влияния той эвакуации военных лет.
Начавшись как беда, эта эвакуация стала мощной созидательной силой. Ее история (прежде всего, конечно, история легендарного Танкограда) достаточно подробно описана и в научных исследованиях, и в свидетельствах очевидцец (мемуарах), и в журналистских статьях. Накануне юбилея великой Победы представляется очень важным свести эти во многом разрозненные свидетельства и исследования в общую картину истории эвакуации на Южном Урале, дополнить их новыми изысканиями, современными оценками старых фактов.
Именно эту цель ставит новый журналистский проект «Челябинского рабочего» «Эвакуация». Он рассчитан на семь месяцев (октябрь 2014-го – май 2015-го) и предполагает 14 – 15 крупных публикаций (раз в две недели), которые в итоге выльются во всесторонний рассказ о главных и разных событиях эвакуационной истории на Южном Урале, судьбах людей, ставших ее героями, публикацию новых (не издававшихся ранее) документов, фотоматериалов, свидетельств очевидцев, в том числе из собраний архивов и музеев области.
А для первого разговора мы пригласили южноуральских ученых и исследователей, которые гораздо более в теме, чем мы, и историей уральской (и не только) эвакуации занимаются не одно десятилетие. В редакции «Челябинского рабочего» собрались доктор исторических наук, заведующего кафедрой всеобщей истории Магнитогорского государственного технического университета имени Г.И. Носова, автор монографии «Эваконаселение в уральском тылу» Марина Потемкина, профессор Челябинского педуниверситета, председатель челябинского отделения Российского военно-исторического общества Владимир Павленко и главный археограф Челябинского областного архива, заведующего отделом публикаций и научного использования документов, почетный архивист Российской Федерации Елена Турова.
— Как тема эвакуации попала в сферу ваших исследовательских интересов? Почему, на ваш взгляд, она сегодня не теряет своей актуальности?
МАРИНА ПОТЕМКИНА: В поле зрения проблема эвакуации попала очень давно. Я бы сказала, случайно, но мы же понимаем, что ничего случайного не бывает. Мне хотелось заниматься наукой. Я пришла в Челябинский агроинженерный институт к Петру Георгиевичу Огарышеву, моему учителю, и он сказал, что в поле его профессиональной деятельности – Отечественная война. Выбираем – здесь. А что не изучено, «иди в библиотеку и ищи». Я искала и нашла неизученную тему – эвакуацию. Позже поняла, почему она не изучена. Потому что в архивах все было закрыто. Я видела, как разрезают в лапшу мои архивные записи, не оставляя практически ничего из того, что я выписывала из документов.
Вырезали даже и то, что вроде бы не было секретным. Хотя это уже конец 80-х годов, начало 90-х. И даже в середине 90-х, на защите кандидатской диссертации, от одного из профессоров услышала: «Вы не патриот своей страны». Текст не патриотичен.
И все-таки я считаю удачей то, что Петр Георгиевич одобрил мою тему, утвердил ее. Потому что столько лет проходит, а тема не исчерпывается. Она до сих пор актуальна. Я нахожу все новые и новые пласты. И когда защищала докторскую диссертацию, уже была недовольна текстом кандидатской, а когда писала монографию, оказалось, что и в докторской многого нет, и я опять была недовольна.
Начало 90-х, распад Советского Союза, огромное количество беженцев, прежде всего русскоязычных. Югославский конфликт. Зарубежных примеров много. А самый последний пример, конечно, Украина, украинские беженцы. Все эти истории делают память об эвакуации времен Великой Отечественной вечно актуальной. Сейчас я работаю уже на поле всей России. А начинала с Уральского региона. И о нем, конечно, не забываю.
— А в чем специфика эвакуации на Южном Урале?
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Она диктовалась геополитическими факторами. Во-первых, это территория глубокого тыла. В самом начале войны власти пытались составить какой-то план эвакуации. В архивах встречались такие наброски. Но план рассыпался за неделю. Никто не мог предположить, как далеко уйдет линия фронта. Поэтому в начале войны Урал и Сибирь почти не предполагались как территории для эвакуации. А потом оказалось, что основной поток приняли именно Урал и другие восточные районы. Второе – Урал привлекал как промышленная зона, и сюда шел поток эвакуированных предприятий и их коллективов. Третий момент – здесь крупный железнодорожный узел, и через Челябинск шла и транзитная эвакуация.
Следующий момент – климатические условия. Если летом поток на Урал был большой, то зимой люди стремились уехать в Среднюю Азию. Там тепло, Ташкент – город хлебный. Но вскоре территория там переполнилась настолько, что прибывшие вагоны просто уже не разгружали и начался возвратны.
— Вы сказали, что документы об эвакуации были недоступными. А что запрещалось?
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Прежде всего, запрещались данные по смертности, по болезням. Папки вроде как рассекречены, но мне их не дают. Под секретом была статистика смертности в эшелонах. У меня было ощущение, что в той суматохе этого просто не считали, но оказалось, что был и такой учет. Потом – материалы по материально-бытовым условиям. Допустим, тексты жалоб. Тоже очень тяжелая информация. Потом – материалы о слухах, которые циркулировали в народе. И соответственно указ об уголовном преследовании за распространение ложных слухов среди населения.
Совершенно замечательная тема – взаимоотношения между своими и чужими, между местными и приезжими. Там идиллии не было. И межнациональные отношения обострились. У меня есть статья по эстонцам, прибывшим в область. Я ее назвала «Столкновение двух миров». Мало того, что это были люди другой национальности, но они были из другого мира. Возникала масса ситуаций, в том числе и комических. Эстонцы привезли с собой фотоаппараты, пишущие машинки, приемники – вещи, которых в деревне люди не видели. И началась «переписка» друг на друга. Эстонцы докладывали, что их поселили среди кулачья, классовых врагов, а местные писали, что приехали шпионы.
Была еще одна зона конфликтов. Приезжали, например, ленинградцы, им по закону сохранялась та зарплата, с которой они уехали. На одних и тех же операциях стояли два рабочих, один – местный, второй – приезжий, а зарплата – разная. Потом оплату выровняли, но это уже 1942 год.
Елена Турова: Тема войны никого не может оставить равнодушным. И она нескончаема. Когда я пришла в архив в 1979 году, столкнулась с документами, которые не согласовывались с учебниками. Когда видишь своими глазами первоисточник – это сильное впечатление… Так много всего открылось! Когда в начале 90-х годов начали рассекречивать документы о советских немцах, о трудармии, это было очень интересно. Мы начали их публиковать. И эту большую работу закончили в этом году, вышло четыре тома, посвященных памяти челябинских трудармейцев «Челябметаллургстроя».
Это был самый крупный лагерь трудармейцев на Урале. Около 40 тысяч человек прошло через него. Мы располагаем потрясающими документами об эвакуации. И каждый документ говорит сам за себя. О том, как было трудно и тем, кто был сюда переселен, и местному населению.
Несколько раз пришлось уплотнять жилой фонд. В документах отражены все стороны – с прибытия эшелона, с разгрузки, расселения людей. Местные учреждения выселяли за пределы города, чтобы дать место приезжим. В коммунальных квартирах занимали все, от ванных комнат до кухонь. Ванны снимали и отдавали госпиталям. Как раз перед войной начали строить многоэтажные дома в центре Челябинска, и они пригодились к началу войны. Всем было трудно. А что касается эвакуации промышленных предприятий, то это целая эпопея в летописи нашей области. Заводы начинали работать под открытым небом, не дожидаясь, когда цех накроют крышей. Колоссальное напряжение испытывали все. А каково приходилось людям на селе? Конечно, главное внимание уделялось Танкограду и Магнитке. У нас есть списки эвакуированных из Ленинграда, Харькова и других городов. Даже эти списки очень красноречивы, как и тысячи других документов тех лет.
ВЛАДИМИР ПАВЛЕНКО: Я со студенческих лет начинал работать над темой «Комсомол Южного Урала в Великой Отечественной войне». Когда окончил институт, попал в аспирантуру к Лисовскому. Естественно, работал в архивах. Сложность была в том, что почти на каждой папке была надпись: «В зал не выдается». В Свердловске, в архиве, нашли в моих записях цифру: «40 процентов черновой меди». И сразу вырезали. Почему? Из-за этой цифры изъяли весь документ. В моем реферате было сказано, что добровольцами на фронт брали девчонок. Связистами и так далее. Сразу спрашивают: «Ты откуда взял это?»
Была сильная перестраховка. Цифр почти никаких, фамилий – тоже… В архиве ЦК комсомола мне говорят: у нас архив не разобран, все разбросано. И только по знакомству меня допустили к каким-то документам. В партийном архиве тоже первая реакция – отказ.
Особенно интересен пример ЧТЗ и Магнитки. Магнитка давала 96 процентов рядовой стали. Ни о какой броне не могло быть и речи. Прокатных станов там не было. И магнитогорцы взяли на себя ответственность катать броневую сталь на блюминге. Кроме всего прочего, все заводы были засекреченными – номерными. Разобраться в них по номерам было очень сложно.
Известно, что еще в Ленинграде уже 24-25 июня 1941-го Зальцман получил от Сталина задание перебазировать Кировский завод на Урал. Вначале было непонятно, куда именно – или на Уралмаш, или в Нижний Тагил, или в Челябинск. В конце концов, основная нагрузка по производству танков легла на ЧТЗ. Ленинградцы привезли на Урал не только оборудование и специалистов, но и свой стиль работы, культуру производства. А Челябинск дал Танкограду поточный метод производства. В Ленинграде каждый танк собирали отдельно, а здесь был поток.
Еще одна важная тема – эвакуация детей. Детских домов, домов-интернатов.
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Газете хорошо бы найти новый поворот в этой теме. Может быть, какой-то эвакуационный словарь сделать. Словник. И начать, например, со слова «выковыренные». Кто такие выковыренные? На самом деле, здесь выковыренными называли эвакуированных местные жители. И можно найти много других терминов, характерных для того времени. Всякие вошебойки и тому подобные.
Сейчас легче вникать в тему, потому что опубликовано много рассказов, воспоминаний, на которые можно опираться. А раньше люди не очень-то и рассказывали о тех годах.
Я в этом окончательно убедилась после того, как поработала над фильмом продюсера Хамитина. Он документалист. И решил снять фильм про эвакуацию. Пригласили меня консультировать. В итоге четырехсерийный фильм шел по каналу РенТВ. Так и назывался «Эвакуация». Ему уже лет пять. Фильм построен на воспоминаниях. Его авторы объездили весь Союз, там совершенно уникальные интервью… На мой взгляд, очень интересный фильм. В нем много Урала, много снимали в Челябинске. А года два назад мне позвонили из Киева, с центрального канала Украины, и сказали, что они снимают фильм про эвакуацию. И тоже попросили консультацию. В итоге фильм вышел, но я не видела его. А недавно я привезла из Иерусалима большую книгу про эвакуацию.
— Есть серия книг, изданных по инициативе челябинского писателя Рустама Валеева, – «История людей». Там тоже немало воспоминаний про тыловые годы на Урале.
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Знаете, что еще очень интересно? Эвакуация заключенных и спецпереселенцев.
ВЛАДИМИР ПАВЛЕНКО: Но вообще-то я знаком с утверждением, что заключенные обеспечивали только 3,5 процента всей трудовой деятельности. На производстве их было мало.
— А могло ли быть так, чтобы такое явление, как эвакуация, было хорошо организовано? Или плохая организация, а то и ее отсутствие – характеристика всякой эвакуации?
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Об этом в научном мире копья ломаются до сих пор. Первый параметр – степень организации. И отсюда – какие термины мы будем употреблять: эвакуированный или беженец. Мы их будем употреблять как синонимы или будем их разводить?
Второй момент – была ли эвакуация подготовлена и организована? Подготовленной не была.
Механизм формировался в ходе войны, примерно до февраля 1942 года. А на первых порах все происходило с колес. Что касается организованности, есть три постановления об эвакуации. Все секретные. Я их обнаружила уже после своей докторской диссертации в 2005-2006 годах. Первое постановление – об эвакуации населения. Второе – об эвакуации заводов и кадров. И третье – об эвакуации партийных и государственных чиновников. Я считаю, что организованно старались вывозить предприятия и промышленные кадры. То есть то, что было необходимо для военных действий.
ВЛАДИМИР ПАВЛЕНКО: Когда Махонину сказали про эвакуацию, спросили: кого возьмешь? Он взял одного Духова. То есть не тележку специалистов, а того, кто будет работать.
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Тут много спорного. В начале войны жители мелких городков и сел не знали, как быть и что делать. Никакой команды не было. И люди сдвинулись с места на свой страх и риск. Это – чистые беженцы. Они пешком доходят до крупной железнодорожной станции, и здесь начинают формировать эшелоны. Составляются списки, выделяются вагоны, назначаются старшие вагона, эшелона… Стихийный поток превращается в организованный.
— Конечно, никакой беженец не дойдет пешком из Харькова до Челябинска.
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Были случаи, когда и по два месяца пешком шли. Но в целом не обходилось без железной дороги.
Наконец, проблема численности. Официальные данные как бы есть, но…
— Наверное, точных цифр об эвакуации не будет никогда.
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Как считать. Кого считать. По Магнитке до сих пор не разобрались с этим. Где-то в 60-е годы появилась в публикациях эта цифра: в Магнитку было эвакуировано 100 тысяч человек. Так считалось очень долго. А я начала считать по документам. И максимальная цифра, которую вывела, – 27 тысяч. Разница приличная, согласитесь.
ВЛАДИМИР ПАВЛЕНКО: Только в Челябинск поступило больше 200 тысяч эвакуированных.
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Тут такой момент. Численность не остается на месте. Идет динамика. С учетом миграционных потоков цифра возрастает.
— Поговорим о том, как эвакуация поработала на благо области.
ВЛАДИМИР ПАВЛЕНКО: У нас появились не только новые заводы, но и институты. И – это важно отметить – благодаря эвакуации сохранились старые. Челябинский пединститут хотели закрыть, но его отстояли. Учились в четыре смены, и институт сохранили.
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Здесь работали крупные личности в самых разных областях: от производства до театрального искусства.
— А сколько людей из тех, кто был эвакуирован, осталось на Южном Урале?
МАРИНА ПОТЕМКИНА: Очень мало. Стремились уехать.
До 1948 года вообще запрещали уезжать рабочим. Ведь тут же были даже забастовки. Как получилось? Пока шла война, все работали и молчали. А после войны… Прошел год, второй… К тому же тем, кто был осужден за дезертирство, объявили амнистию, и они поехали домой. А те, кто работал добросовестно, оставались. Это вызвало недовольство…
Где было тяжелее: на фронте или в тылу? Конечно, на фронте смерть была рядом, но и в тылу люди умирали. И справедливо ли, что до сих пор Челябинску не дают звание города-героя? Великому тыловому городу-труженику… Это тема тоже возникла в ходе разговора в редакции, который пришлось прервать, обсудив лишь часть тем, связанных с эвакуацией на Южном Урале. Разговор будет продолжен, к тому же есть договоренность, что и участники редакционной встречи и еще несколько видных ученых-историков области станут не только консультантами, но и соавторами нового публицистического цикла «Челябинского рабочего» «Эвакуация», посвященного 70-летию Победы.
Разговор провели Владимир Спешков и Михаил Фонотов